Харьков

День уходил в забытьё, вороньём прокаркав.

Вечер стелился по крышам сухой треской

Мама, ты знаешь, я просто влюбилась в Харьков!

В эти фонтаны, в Зеркальную на Сумской!

Мам, этот город влетает фонарной стаей,

Бьёт в межреберье, как в нос пузырьки ситро,

Каждой доминой корнями в тебя врастает,

Каждым билетом, жетончиком на метро.

Мам, он, бывает, щетинист, почти ехиден –

Ключик к нему попробуй-ка подбери.

Мам, ты представь, Маяковский читал стихи здесь

Те, что мечтательно слушала Лиля Брик.

Мам, этот город зовёт, как русалка в воду,

Шёпотом манит: «Ты мимо не проходи…»;

Греет в ладонях, а после их резко сводит,

Лицами улиц улыбчивых пригвоздив.

Мам, этот город цепляется каждой аркой,

Пристальным взглядом из каждой своей двери.

«Рим, в общем, чем-то уж очень похож на Харьков», -

Чехов кому-то когда-то проговорил.

Вот я иду вдоль осеннего Лесопарка.

Легких для вдоха так мало, почти впритык.

Впрочем, весь мир, мам, наверное, тот же Харьков,

Только с различным параметром широты.

Этюд для Джека

Здравствуй, Джек. Я давно не писала тебе, прости.

Все, что было вчера, выходило, как стих про стих.

Здесь отчетливей мир, в этой сельской немой глуши.

Нет нужды торопиться и некуда тут спешить.

Я у дома сижу, наблюдаю счастливый миг.

Хоть садись да пиши мемуаровый свой дневник.

Небо залито синим, от облака прояснев.

Вот зацвел абрикос, как последний апрельский снег.

Белый солнечный свет прилипает, слепя, к челу.

Ярко-красный тюльпан привлекает собой пчелу.

Бесподобен на слух воробьиный густой галдеж.

Здесь размеренно все, тут совсем ничего не ждешь.

Небо ниже, обширней, заметнее и ясней.

И трава зеленее и выше. Весна. Я с ней

Обнимаюсь. Щекотно. Земля выдыхает жизнь.

И когда тишина, слышно, как шелестят ежи.

Здесь естественней все - не повтор и не дубликат.

День картинно вливается в маковый свой закат,

Растворяется глушь, выливая жужжанье в тишь.

Одинаково все: улыбаешься ты, грустишь,

Полон света, тепла или холода и обид,

Безмятежен весь мир, не теряет своих орбит.

Суеты никакой, здесь раздольная благодать.

Все искусно настолько, что рифмой не воссоздать.

Сотни тысяч огней, подмигнув, засияли мне в

Душу. Небо рассыпалось, несколько потемнев.

Ночь вплетается ленточно в призрачный горизонт.

Лунный свет затуманен и маревно бирюзов.

Ночь мне в пригоршню сыплет блаженство Большим Ковшом.

Мир бездонен, беспечен, бессрочен. И хорошо.

Воздух полон сакрального света и, как фреза,

Разрыхляет, срезает всю ложь по слоям пейзаж.

Тишина и покой уверяют меня в родстве

С этим истовым миром. Я верю ему. Рассвет

Превосходен предмайски, добротен, смирен, раскос.

Воробьиная трель и заснеженный абрикос.

Мне хотелось плакать и...

На часах отсвечивал седьмой.

Сонной мухой лип к стеклу туман.

Мне хотелось плакать и домой,

И чтоб завтра началась зима.

Воздух пах тоской и черным чаем.

Небо висло пыльной бахромой,

Понапрасну влагу расточая.

Мне хотелось плакать и домой.

Мне хотелось покурить и снега.

Город плыл сутулый и немой.

Фонари ныряли в глушь с разбега.

Мне хотелось плакать и домой.

Вечер спал, как выцветший орнамент.

Хор ворон мостился на трубе,

И, казалось, любовался снами.

Мне хотелось плакать и... к тебе.