Первомай 2004-го

В дождливой мороси и хмари

тонул нелепый Первомай.

Я шла с тяжёлой сумкой к маме.

(Уже не шёл туда трамвай).

Мой взор, рассеянный и сонный,

скользил поверх младых племён,

а мне навстречу шли колонны,

как будто из других времён.

О сколько их! Куда их гонят?

Что демонстрировать, кому,

когда в стране, где все – изгои,

власть, неподвластная уму?

Стояли ряженые в гриме –

Маркс-Энгельс-Ленин-Брежнев. Бред.

Мне Энгельс подмигнул игриво,

портвейном, кажется, согрет.

Толпа живым анахронизмом

флажки сжимала в кулаках.

Воскресший призрак коммунизма

маячил где-то в облаках.

Зонты – щитами – непогоде

и в ногу – мерные шажки.

А я всегда рвалась к свободе

сквозь эти красные флажки!

Всё, чем когда-то дорожили,

оплакивают небеса...

"Как хорошо мы плохо жили", –

однажды Рыжий написал.

Земля, тебе не отвертеться,

как этот шарик надувной

парит над юностью и детством.

Наивный шарик наш земной...

***

 Люблю не странною уже –

 шизофренической любовью –

 ту, с кем Эдем и в шалаше,

 ту, что мне дорога любою.

 И эту ширь, и эту грязь,

 и дуновения миазмов,

 с чем с детства ощущаешь связь

 до тошноты, до рвотных спазмов.

 Но что взамен? Но что взамен

 вот этой вымерзшей аллейки,

 родных небес, родных земель,

 родной кладбищенской скамейки?..

Саратову

Столица самозванная Поволжья,

родная грибоедовская глушь,

погрязшая в осеннем бездорожье

средь неизбывных миргородских луж,

где вотчина бессмертных хлестаковых,

где громоздится памятников дичь, —

ну что в тебе, замызганном, такого,

чтоб не стремиться никуда опричь?

Всё лето без воды. Но рядом Волга.

Зимой без света. Но была б свеча.

Нелепого непрошенного долга

слепа тяга в сердце горяча.

Подруга пишет: «Нет прекрасней края.

Давайте к нам! Сжигайте корабли!»

Но не влечёт меня обитель рая

уютно ностальгировать вдали.

Там всё стерильно: ни врага, ни друга.

Там море мёртво и душа мертва.

А здесь дворы с родимою разрухой

и круговой порукою родства.

И пусть ни злато, ни ума палата

не озарит помоечного дна,

но здесь душа с рождения крылата

и босоногой радостью полна.

Я часть твоих окраин и колдобин,

твоих оркестров уличных струна.

Ты мною утрамбован и удобрен.

Я в воздухе твоём растворена.

Стыжусь тебя порой, как сын стыдится

алкоголичку-мать, бомжа-отца.

Но не стираю горькие страницы,

они во мне пребудут до конца.

И заморозки здесь, и отморозки,

за выживанье вечные бои,

но светятся застенчиво берёзки

и за руки цепляются мои.