Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»

Номинация «Неоставленная страна»

Письмо другу

Здесь жизнь сурова и безжалостна,

земля – трясина, воздух – яд.

Мой друг, спаси меня, пожалуйста,

верни в счастливые края.

У нас разруха и распутица,

цветов под грязью не видать,

где скоро мачеха распустится –

за пару дней завянет мать.

Здесь жизнь бесцельна и безвыходна,

глаза – в дыму, язык – в огне.

Едва враньё из горла выдохнешь,

уже заглатываешь гнев.

Хватает зависть, тянет волоком,

на шее сдавливая пасть.

В округе только крест и колокол

смогли, поднявшись, не упасть.

Здесь жизнь пустая и порочная.

Мой друг, найди меня, верни,

узнай по долгим многоточиям,

по ломким линиям чернил.

А если сразу не найдёшь меня,

пройди по разным адресам,

здесь всюду души безнадёжные –

бери любую и спасай.

Праздник

Однажды я вернусь, устав бродить по свету,

Сниму замок с двери, обмою грязь с калош,

Войду в забытый дом, чтоб поклониться деду,

А он мне скажет: «Ишь! На лавку вещи ложь

Да в хату проходи! Вот бабке будет праздник.

Давнёхонько мы с ней не видели внучат.

Про мёртвых там, у вас, судачат всяко-разно,

А наши о живых – всё плачут да молчат».

У деда важный вид, как будто на параде –

Подкручены усы, натёрты ордена.

Вот бабушка пришла, она до смерти рада,

Затеяла блинцы и кашу из пшена.

Ворчит в печи казан, потеют в окнах стёкла.

Привычен скрип полов, настенное «тик-так».

Достанет дед гармонь, и сразу сердце ёкнет –

Да где ж я столько лет шатался, как дурак.

Призывно загремит железное корыто.

Мне бабушка шепнёт: «Обычай наш простой –

Дитя спокойно спит, когда оно помыто», –

И ну тереть меня шершавой берестой.

Сотрёт печной золой налипшее, чужое,

И грязь, и шелуху, и сглаз, и худобу.

До самого нутра она меня отмоет,

Чтоб чистый, аки свет, я крепко спал в гробу.

* * *

Надвигается мрак. Облетает листва

с тополиной моей головы.

Я не чувствую с небом былого родства

и не вижу его синевы.

И теперь только камень со мной говорит,

остужая живительный сок.

Этот голос терзает меня изнутри,

опаляющий холод несёт.

Близорукость моя. Криворукость моя.

Обнажённость корявых ветвей…

Я давно – перевалочный пункт воронья

и приют для жуков и червей.

Помню, плотник на тело моё поглядел

и, наморщив задумчиво лоб,

пригвоздил: он совсем не годится для дел –

ни на брус, ни на крест, ни на гроб.

И посмертная участь не будет проста

у моей деревянной души.

…Даже тополь не сможет до неба достать,

если камень на сердце лежит.