Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»
Номинация «Неоставленная страна»
Кукурузник. Этюды
А то не ласточки на воле, не сизари,
Летает «Аннушка» над полем – смотри, смотри:
То шею к облаку заносит, то книзу гнёт,
Глаза и крылышки стрекозьи, но самолёт.
И струи тянутся из пуза, и день в меду,
Здесь быть пшенице, кукурузе – в другом году…
А мы в другом году, воспетом – мы будем где?
Осколок яблочного лета - Успенья день.
*
То ли комбайн, то ли трактор гудит на поле –
Голос у техники в вёдро особо зычен –
Яблоки старая Марфа несёт в подоле,
Кухонный фартук прижав к животу привычно.
Сколько нападало, сколько ещё на ветках…
Гул самолёта мешается с птичьим гвалтом,
Марфа отчаянно крестится: чёрт отпетый,
Чудом подворье не вынес, как напугал-то.
В очередь ждал сигареты в ларьке – не борзый,
А за штурвалом лихач, хоть сажай на цепи
…Вспомнится детское: ехали в тыл обозом,
Так же кренился и фриц, заходя на цели.
*
Осколок очумительного лета…
Он яркого оранжевого цвета –
В подсолнухах весёлых сарафан,
Потянет Колька пояс из кулиски,
И всё внутри расплавится у Лизки,
И ходит ходуном аэроплан.
Но сколько их, полей, в округе, сколько…
Ждёт в авиаотряде Кольку койка –
Железная с пружинами кровать.
А дальше на других просторах вахта,
А Лизка-то беременная, ах ты,
И пузо скоро некуда девать…
Соседский дом пустует с сентября
Зайти строкой случайной, наугад…
Зима. А на шпалере виноград
Свисает с прошлогоднего побега,
Не сорван, оказался не в чести,
И ягоды – их больше не спасти –
Упрятаны под толстым слоем снега –
Живой изюм, потрава снегирям.
Соседский дом пустует с сентября,
Он выставлен, похоже, на продажу.
Поверх замка – бумажная печать.
Не следовало в город уезжать
Дожителем в бедлам многоэтажный.
А в доме пустота теперь живёт,
Она молчит, она не ест, не пьёт –
За воду и за свет платить не нужно.
Но, не видавший лично похорон,
Квитанцию засунет почтальон
Под ручку двери, выгнутую дужкой.
Спиною чёрен, тощим брюхом жёлт,
Квитанцию и ручку стережёт
Дворовый пёс – ничейная порода.
Был стариковский невелик прикорм –
Сырок, печенье, доширак, попкорн,
Но будет псина ждать до полугода,
Обнюхивать любой прохожий след,
Глядишь, старик объявится к весне,
Оденется в порты и старый свитер
И срежет прошлогоднюю лозу,
И псине даст чего-нибудь на зуб,
И снова нанесёт пурги про Питер.
Грачевня
В эту твою пастораль, в золотое плачевье
Больше полвека как заасфальтирован шлях.
Здесь магазин до сих пор называют Грачевней
В память о шумном пристанище на тополях.
Мимо продрогшего Ленина до магазина,
Павою плыть по теченью от дома и вспять,
Топать неспешно в рифлёной китайской резине,
Лужи и мокрый декабрь сапогами топтать.
А магазин поселковый подобен каморе -
Всё в нём найдётся для скромных расходных статей.
Только вот жаль тополей: их спилили под корень –
Стали в ненастье опасны они для людей.
На полувысохшей ёлке сидит голубица –
Мне ли в утеху сказитель, вещун, оберег?
Слышится визг поросёнка – сейчас прекратится
Краткий его, в загородке проведенный век.
Смерть перекроет включённая загодя песня,
«Мы рождены чтоб…»
Представь себе, мы ро-жде-ны!
А на Грачевне листок с объявленьем повесят,
Где и почём на поджарку купить свежины.
Праздника хочешь от жизни? Так вот тебе, накось!
С ветки еловой голубка чуть склонится вниз:
Это ли плохо, помилуй, хандра – не диагноз,
Так, баловство городское и женский каприз.
Вот где Vivace*: по у'тру окна отворение,
Крик петушиный, собачий пустой перебрёх,
Дятел стучащий – в какой городской ойкумене
Бог эти звуки земли для тебя приберёг?
Из магазина крупа, от соседей – поджарка,
(Это у них во дворе поросёнка смолят).
Завтра уедешь, и схватит столица за жабры,
Тут же и вспомнишь голубки насмешливый взгляд. |