Номинация "ТАМ"

Дом

По ржавым ступеням  в - не "бель" - над подвалом этаж,

В тот птичий, тот первый, тот дом фантастический наш -

Пещерный, бездверный, не спящий - бедлам или храм? -

Скворешней сквозящий, всем бедам открыт и ветрам. 

Друзьям полуночным, всенощным, речам до утра.

Дом тощий, но мощный - последний кусок на гора!

Удобства на улице, кран, леденела вода,

Дымила, не грела, не топлена печь - ерунда!

Мы любим и молоды, жарко телам и сердцам.

И дождь выпивали вином с дорогого лица.

Песнь Песней рвалась из груди по дороге домой:

"Мы вместе...о, как ты прекрасен, возлюбленный мой!”

Во чреве двойнёю во сне прижимались тела.

Душа не кривила душою и плоть не лгала.

В крови – половодье, наполнен, торопится пульс.

Весь год – новогодье!  А завтра, что станется - пусть!

Весны наважденье, простуды, зачёты, авитаминоз,

Последние деньги - за чудо нездешних мимоз.

...Там мы узнавали друг друга - так азбуку и по складам.

Восторгом, испугом встречал, открываясь, сезам.

Взрывались, сдавались, срастались корнями в земле,

На годы сплавлялись в том адском весёлом котле.

Изгои, матросы в дырявой лодчонке одной -

Легко ли так взросло назвать себя: мужем, женой...

Росли не по суткам - часам: не на вырост жизнь - в рост:

Дом первым поступкам, где выбор недетский непрост.

Дом первым ошибкам, чья тень через годы легла -

Каким их аршином - рассудком? - тогда я измерить могла?..

В летящей косынке, в том мире, на лестнице той

На выцветшем снимке я вечно стою молодой.

А время бежит, и уносит его безудерж -

Легки - без пожитков, на крыльях наивных надежд…

Мотало, разбило - всего не расскажешь потом,

Но жизнь подарила тот юный, бесстрашный тот дом.

Под порванным, алым, не трущийся бортом о быт -

Высоким накалом он в памяти вечно горит...

Номинация "ЗДЕСЬ"

Ниагара

Увидев Ниагарский водопад, Гюстав Малер воскликнул: "Фортиссимо! – наконец!”

Жила, страны ещё не ведая, но знала: в этой стороне

Близка, близка от чуда света я - и чуда жаждала вдвойне.

Езды до чуда - час! Не верится! Сейчас откроется! сейчас!

Как медленно колёса вертятся! - сгораю, над машиной мчась.

…Протискиваюсь воинственно через толпу - стоит стеной -

И вот - поражена как выстрелом, и водопад передо мной.

Не заковать тебя в метафору, словам не передать твой хор,

Строка божественного автора, стихия, музыка, мажор!

Трепещет - как из тела просится душа - вновь стала молодой,

И к небу с брызгами возносится, и в пропасть падает с водой.

Расслабилась, крыла расправила, раскрылись шлюзы... Во всю мочь

Я дерзким, детским криком славила немыслимую эту мощь!

Но - фотоаппараты щёлкали… Как  будто проверяя счёт,

Сонливыми глазами-щёлками глазел турист из толстых щёк...

Неужто просто развлечение, семейный выезд в выходной

Звучанье это и свечение? Явленье чуда - мне одной?

Пот, гогот, топот, зноя марево у водопада на челе…

Вдруг острую фигуру Малера я различаю в толчее.

В толпе - один, как бы на острове стоит, откинувшись назад,

И песнь свою победоносную ему вверяет водопад.

Её впивает молча, жадно он, как будто в тайну посвящён.

И отрешённость обожания меня накрыла, как плащом.

И - длится чудо, не мерещится: толпы не стало; он и я:

Нацеленные, без погрешности слуха и зренья острия.

Умолкла шума какафония. Как в день творения, рекла,

Недроголосою симфонией с порогов падая, река.

Маэстро хочет ей ответствовать. Он должен  говорить с рекой!

О, если бы сейчас оркестр ему! Но нет оркестра под рукой.

Без бренных слов не обойтись ему... Над бездной радуги венец,

И Малер говорит: "Фортиссимо! Фортиссимо! О, наконец!".

Номинация "ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР"

***

Сложилось так, что более полжизни  прошло в стране, которую звала

чужбиной, и рвалась, и горевала.

Сегодня, без ура-патриотизма, люблю страну, в которой я живу.

Толп разнорасых Вавилон - безбожный, бездушный, алчный, неуёмный город, 

его слепые спальные предместья, и бесприют утилитарных улиц

вне красоты – привычны, не пугают.

За ними разглядела я страну - от океана и до океана -

обширную, доверчивую, мне, открывши дверь, сказавшую: "Живи".

В меня её проникли тишина, терпимость, сдержанность, немногословность

и крайностей отсутствие в сужденьях.

Моими стали царственная осень и медленная, трудная весна.

Известия меня интересуют острее - здешние. И я болела

за нашу олимпийскую команду, и с нею детски радовалась бронзе

и знала - дорастём до серебра,

и знаю - золото не стоит розни, не стоит крови первенство!  Язык

её открыл себя. Увы, на нём в любви не объяснюсь, не напишу

стихов, но, пристален и звучен, бесстрашен, трезв  - он взгляд не отводить

внушает, но глядеть судьбе в глаза.

Здесь курс свободы был мне преподан - науку грызла годы: Робинзоном,

мужаясь, строить, выживать, ответ держать за пораженья, сознавая - 

мои они, и некого винить.

Я повидала в мире много мест, куда вернуться тянет, но домой

лечу в свою страну, свою чужбину. И гражданином мира вырос сын.

Я поняла, что унесла внутри, в себе всё то, с чем было не расстаться

на родине, и что оно - со мной.

Я ей простила гон и униженья, себе простила то, что без меня

она менялась, плавилась в котле своих грехов, страданий, и - распалась,

как фолиант разодранный, как гроздь грибком изъеденного винограда -

на много маленьких неполных родин, ущербных, центробежных - не собрать...

Сужаясь годы, ностальгии луч на карте бывшей родины теперь

лишь точку высветит - приморский город, экран, заставку юности, и там

лишь улиц горсть, что выжжены тавром в сознании, моим дыханьем полных,

возлюбленных, оплаканных, воспетых,

где год за годом гасли адреса и голоса бессонницы  смолкали,

теперь уже до слёз мне незнакомых,

но где ночами первая любовь всё бродит, бродит девочкой бессмертной

все эти годы, и когда умру - лишь покачнётся, как свечи огонь,

и свой продолжит путь...