Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «ТАМ»

***

Смог отечества ныне и присно приветствует нас,

Любознательных зрителей действа, где в тысячный раз,

Заигравшись в солдатиков, витязь застыл на распутье;

А невеста его прячет взгляд, ни жива ни мертва,

Исторично и нудно предчувствуя муки вдовства.

И живая вода, закипая, становится ртутью.

Поднимается к небу багровая пыльная взвесь,

Но стерильная радость от мысли «стреляют не здесь»

Валерьянкой в стаканах полощется слева и справа.

И пока что не рядом с Ордынкой бушует Орда,

Но состав за составом груз двести везут поезда,

И суставы, устав, остывают согласно уставу.

Мы ж, как прежде, живем в малодушном согласии с тем,

Что разруха в сортирах  - оплот нерушимых систем.

И стареют столицы в чаду оголтелых маршруток.

А толпа убиенныех царевичей Млечным Путём

Покидает эпоху, и тлеют, мерцая на нём,

Угольки затухающих в сизом дыму самокруток.

Номинация «ЗДЕСЬ»

***

Мне давно ни о чем не стучат поезда.

Я живу у вокзала, здесь свет, и тепло, и вода.

Только в ночь за окном завывает безродная псина.

Обустроенный быт никому не наделал стыда.

А что я гладкошерстной не стала, так это беда

Всех прирученных с помощью Рейнского и никотина.

Зайчик солнечный целится в шрам на виске.

Продержаться б дней сто на одном кипятке,

И, не делая миру вреда, утопиться в сортире.

Даже птицы поют на чужом неродном языке.

А что я? Я сжимаю горсть мелочи в правой руке

И владею всем миром.

Здесь не в моде бессонница и не в цене эпатаж.

Здесь надежно подлечат любую вселенскую блажь,

А для самых горластых есть клок хирургической ваты.

Пребывание в жизни – не срок, принудительный стаж.

Но как хочется к черту с балкона и на абордаж,

Гутен Таг, сорок пятый.

Здесь вчерашний философ размяк, разжирел и притих.

Добродушие квёлых, бессрочно открытых пивных

Манит сытым теплом и угодливо сладким «извольте».

А когда в переулке за домом получишь под дых,

Даже стены вокруг полиняют в глухих и немых,

И тогда уж – увольте.

Возвращаться?  А родина что? Как всегда голодна:

Пожирает своих недоношенных чад, с бодуна

Не успевших сменить соль на кокс или перец на порох.

Мне бы колкостей на две горсти по карманам сгрести,

Наскрести, да, родная, тебя досытА угостить.

Только нечем порадовать, спит перекормленный молох.

Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»

***

Улетает птицей прочь

То ли притча, то ли плачь.

Нерожденная мной дочь

Уронила в речку мяч.

Птицекрыл и яснолик

Усмехнулся Сфинкс седой.

И невидимый тростник

Зашумел над мостовой.

И в гранитном саркофаге

Тело звонкое реки

Обернулось, в мерном шаге

Изгибая позвонки.

Шепчет Сфинкс, надменно пряча

Свет из глубины очей:

Что отдашь за этот мячик,

Радость девочки своей?

Что отдам? Да что имею

В неродном родном краю?

То, что мне всего ценнее,

Память верную мою.

Разлинованное время,

В клетку – школьную тетрадь,

Непосаженное семя,

Перерезанную прядь.

Зарифмованную веру,

Оцифрованную речь,

Жизнь, не ведавшую меры,

Не умевшую беречь

Кудри тех, кого ласкала,

Чьим молилась именам,

Нежность, ту, что расплескала

С горькой правдой пополам.

Мамин голос, певший мерно,

Спи, родная, все пройдет.

Циферблат, что лицемерно

Сыпал время, Новый Год.

Снега скрип и дров трещанье,

Привокзальный мутный чай,

Зыбкость первого касанья,

Ярость верного «прощай».

Все, что значу, все, что помню,

Всё, в чем суть моя и ось,

Что в пыли аэродромной

Вихрем мне вослед взвилось.

Вперил Сфинкс, ценой довольный,

Гордый взгляд в пустую грудь:

Быть тебе отныне вольной.

Говорю тебе: забудь.

Обнимает речка мячик,

Лижут волны зыбкий след.

Нет ни девочки, ни плача.

И меня на свете нет.