Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «ТАМ»

* * *

Дамы приглашают кавалеров,

кавалеры жмутся у стены.

Кавалеры - хищные пантеры:

хмуры, наблюдательны, немы.

Это время редких белых танцев,

полюбовных шансов где-то ноль -

дамы в джинсах, кофт пуховых панцирь,

слов не надо, надобен пароль.

Дамы вяло двигают ногами,

смотрят мимо бритых черепов.

Вроде только были «Мишки Гамми»,

А уже, смотри-ка – вечный зов.

И ликер мешая с сигаретой,

дамы пахнут, как осенний луг.

В школьном холле без тепла и света

им поют «Металлика» и Круг.

Дамы напевают Unforgiven,

кавалеры – что-то про централ.

Уж никто друг другу не противен.

Всех простят, кто пел и танцевал.

И когда толпа клялась - «Останусь!»,

был один - глядящий на луну.

И луна сказала – белый танец,

подойди, подросток, обниму.

Номинация «ЗДЕСЬ»

* * *

На станции Кингс Хайуэй спят бомжи,

покой огородивши халабудой.

В такую рань, случайный пассажир,

тебя скуют прохлада и простуда.

С платформы открывается плато,

на нем - дома, деревья в киновари,

и магазины с объявлением лото,

в которое тут все уже сыграли.

Там дальше за домами виден мост,

белы его пилоны-открывашки,

а вот, memento, стало быть, погост,

а вот по небесам плывут барашки.

Под ними – реки, люди, корабли.

Из далека – совсем другие виды:

мелькают светофоры, как угли,

на гвоздики похожие хасиды.

Запахнет кофе, жареной херней,

и выпечкой, и травкой, и корицей.

и поползут китайскою стеной

пенсионеры. Им-то что не спится?

Все деловито начинают день,

проснулся бомж и всколыхнул ночлежку.

И ты не стой, как ясеневый пень,

толкай, Сизиф, вперед свою тележку.

Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»

* * *

Все лучшие спектакли дают на небесах,

прикрывшись от земли лазурною портьерой.

Утешишься лишь тем, что в птичьих голосах

узнаешь, может быть, ты отзвуки премьеры.

Иначе, почему вдруг хорошо среди

поры линялой мне и полосы туманной?

Как будто говорят: очнись, дружок, иди

на ощупь, за звездой, за стаей неустанной.

И загорится свет в кафе, и магазин

начнет, как ксилофон, звенеть пустою тарой.

На улице пустой ты больше не один –

где чайка закричит, где запоет гагара.

И светлая тоска по тем, кто окрылен

охватит. А потом, от радости немея,

увидишь, как во всю пылает старый клен

средь сдавшейся зиме, совсем нагой аллеи.