Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»

Номинация «ТАМ»

Принцесса Грёза

"Принцессой Грёза" называть Москву холодную с дождями,

с пустым Арбатом, что пролёг в кольце простуженных дворов.

И всё, что здесь произойдёт, – уже давно когда-то с нами

случилось в версии другой прожитых в памяти миров.

Была любовь сильней, чем смерть в печальной повести Ростана,

бывали руки холодны и сердце – треснувший хрусталь,

и проплывал шторма корабль, и вкруг изысканного стана

был опоясан красный плат, как повелось по моде встарь.

"Принцесса Грёза" и Москва, и дождь в Лаврушенском, и "Демон" –

кружил неодолимый зов меня по станциям метро!

И расплескались, как глаза, как врубелевских лиц поэмы,

воспоминанья на холстах, где в главной роли - серебро.

Влетать как Грёза, на корабль и устремляться к Трубадуру,

и жизнь вернуть, и, смерть поправ, - на арфе золотой играть!

Москва. Лаврушенский. Октябрь. И светом полнятся фигуры

владений Врубеля. Дышать. Любить и падать... И летать!

Номинация «ЗДЕСЬ»

Полупустыня

Не каждому по нраву эта стынь,

Дневному жару в пару - холод ночи.

И марсианским таинством морочит

Меня полупокой полупустынь,

Которые то - холод, то - теплынь,

То - яркий свет, то - тёмное пятно

На склонах гор, что с ночью заодно.

Я примеряла жизнь, на перевал

Взбираясь бодро, по судьбе катила

По серпантину, красные картины

Полуденный мираж мне рисовал.

Окружность солнца плющило в овал.

Вдали сверкало море, но порой

Мешали горы разглядеть прибой.

Так, полумерой, в профиль и анфас,

Моя полупустыня ворожила.

А плазмы солнца золотая жила

Жгла куст последний - тот, что про запас

Зверью и птице в самый жаркий час.

Его полузавявших листьев сок

Пьёт тот, кто от безводья изнемог.

Я видела, как яростно цветёт

Апрельский склон, как пьяно пляшут змеи,

На тёплый камень возложив камеи

Чешуек изумрудных. В месяц тот

Живёт ручей - часы наперечёт.

Затем – жара, и кажется - навек!

Растресканы до крови русла рек.

Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»

Леа Гольдберг*⁾

Ни сочетаться браком, ни любить.

Идея о замужестве бредова.

Зато не позабудет прикрепить

муниципалитет табличку к дому.

В малюсенькой квартирке темнота.

Вздремнула мама, сидя у окошка.

Здесь половина века прожита.

Не думаю, что здесь держали кошку.

Как не держали страсти и мужчин –

для этого есть бары и отели.

Садился на окошко дрозд один,

когда в салоне с матушкой сидели.

Но страсть жила в сонетах и стихах,

топорщил волны стиля свежий ветер!

И строки на исписанных листах

блокнотов приживались в белом свете.

Наружи жил богемный Тель-Авив,

а здесь стихи слагали, грустью полны...

Муниципалитет, доску прибив

к фасаду дома, путь звезды напомнил.

*) Леа Гольдберг (1911-1970) родилась в Кёнигсберге в семье литовских евреев. Училась в ивритской гимназии, затем переехала в Германию, где посещала Берлинский и Боннский университеты, в последнем получила степень доктора философии. В 1935 переехала в подмандатную Палестину и поселилась в Тель-Авиве. Там участвовала в литературном обществе "Яхдав". Свои стихотворения она впервые смогла опубликовать в еженедельнике "Турим". В качестве театрального критика Гольдберг регулярно публиковалась в газетах "Давар" и "Мишмар', а также являлась литературным консультантом театра "Габима" и членом-корреспондентом Академии языка иврит. Начиная с 1952 года, Гольдберг преподавала литературоведение в Еврейском университете.