Стихи публикуются в авторской редакции
Номинация «ТАМ»
Старый
Фонарь
Мне давно не эмигрантово,-прочно вбиты якоря...
Безмятежно и талантливо в середине сентября
разноцветит осень улицы...У окна монастыря
пожилой фонарь сутулится, и ему "до фонаря"
эта желтизна кленовая, сплошь укутавшая сад,-
Снова осень бестолковая брызжет краской невпопад.
Или это он несноснее стал с годами? Может быть...
Только отчего-то осенью очень хочется грустить.
А грустить-то, в общем, не о чем. И работа-красота!
Никогда не слыл он неучем,- да наука-то проста:
знай свети, куда положено, от заката до утра.
Надоест порою,- всё же он служит со времён Петра.
служба та- куда уж слаще, но всё обширней и сильней
разъедает кожу ржавчиной. Впрочем дело и не в ней...
Просто вон на той скамеечке, что виднеется вдали,
Александр свет Сергеевич стих мурлычет Натали.
У пруда, весной согретого, делит райский уголок
вместе с Сашенькой Бекетовой Александр Львович Блок.
Через три десятилетия в Богом огранённый век
эти строчки, как наследие пробормочет Человек...
Свет струится зло и матово в ночь, сквозь пелену дождя,-
преклонённая Ахматова пред ничтожеством вождя...
Ну, а он светил безропотно, как другие фонари...
Правда, тускло, словно шёпотом:"Потерпите", -говорил.
И терпели, чтоб не ссучиться, чтоб не перейти черты.
Пережили, как получится и блокаду и "Кресты".
Что-то пили, что-то строили, что-то крали втихаря.
Да своё, чужое горе ли убаюкивали зря...
Только память смятой горсточкой замерещится опять:
экипаж, цилиндр, тросточка...
Ну, да
ладно...утро... спать...
Номинация «ЗДЕСЬ»
ОТЦУ
Май сорокового года. Заключённых ровный строй.
Все они "враги народа", все под "пятьдесят
восьмой"
По протоптанной дороге, уходящей в никуда
Кто-то с мыслями о Боге, кто-то красный от стыда,
Этот зол, тот-безразличен,-под конвоем молча шли.
Круг желаний ограничен: от похлёбки до петли.
Пыль, жара, босые ноги, пальцы стёрты до кровѝ.
Кто-то с мыслями о Боге, кто-то чувства придавив.
По щебёнке цвета охры - (трёхлинейки, вещмешки),
Матерясь плетутся "ВОХРы" сатанея от мошки...
Арестантские колонны...из забав-одна махра.
Сколько там ещё до зоны? Километра полтора...
Солнца свежие ожоги на побритой голове.
Меньше мыслится о Боге, а всё больше о жратве...
Пожалеть и тех и этих...Даже думать- не моги.
Два "ЗекА" двадцатилетних,-тоже Родины враги...
-Вот уж ,сука, нынче парит, а воды у них в обрез.
-Хватит ныть, послушай, паря, может ломанёмся в лес?
Я бросаюсь "куму" в ноги, опрокину эту тварь.
Тут как раз овраг полoгий...Не забудь забрать "винтарь".
Ну чего, браток, усвоил? Пуля, срок-одна херня.
И рванули к лесу двое! Нагло, среди бела дня.
...........................
Ветераны в нашем парке Май. Оркестр духовой...
И опять ужасно жарко, Как тогда, перед войной.
Прошептал один чуть слышно, Наливая до краёв:
-Помнишь
Коля?
-Помню
Миша.
-Будь здоров.
-Всегда здоров.
На скамейке в парке двое...Два стаканчика в руках.
Два солдата, два героя, Две звезды на пиджаках.
Седина- белее снега...Непонятный разговор...
-Ну чего- за день Побега?
-За него. Давай, майор.
Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР»
МОИ ПОДВОРОТНИ.
Прошло пятнадцать лет
послевоенных: отплаканых, отпитых, отставных. В стране, едва забывшей о
сиренах, ночных бомбёжках, обысках ночных. О холоде конвойного рассвета, глазах
соседей хмурых и чужих...И очертаньях вильнюсского гетто среди старинных улиц
городских...Давно не приходили похоронки, "Культ личности" развенчан
и забыт. А я ору, закутанный в пелёнки, как водится: отчаянно, навзрыд. В таком
далёком пятьдесят девятом, в котором довелось родиться мне, уже вовсю работал "мирный" атом в
отдельно взятой Лениным стране. А на полях сажалась кукуруза, в ООН генсек туфлею бил об
стол. Зато в Париже сборная Союза играла в удивительный футбол.
Я не застал колонны пленных
немцев. Но в играх "немцем" был, обычно, "враг" Я видел
непонятных возвращенцев из странных мест с названием "ГУЛАГ".
А в день Победы, нацепив
медали, смешно и страшно дёргая кадык, пил "горькую" сапожник дядя
Валя, "Десятку" отсидевший фронтовик.
Я рос на улице, и с местною
шпаною мы дрались беспощадно "двор на двор". Алели флаги гордо над страною, где "вместо сердца
пламенный мотор".
И в нашей жизни, как в
водовороте вертелись мы, стремясь не потонуть...Мы выходили в мир из подворотен
ещё не повзрослевшие ничуть...
В стране сменился лик безумной
власти, когда в кремлёвских стенах проросло важнее прежнего, тучнее и
бровастей, широкозадое, солидное мурло...
Вывешивались новые портреты под
шёпот: "лишь бы не было войны",-Мы признавали лишь авторитеты среди своей отъявленной шпаны.
Соседу Даньке привозили жвачки,- на этот буржуазный раритет мы тратили
последние заначки из денег, что давались "на обед"...А после
школы или днём субботним, "вдохнув" горячих маминых котлет, Мы
возвращались в наши подворотни волчатами послевоенных лет...
В ЦК решались важные вопросы,
шли битвы на полях родной страны,-с достоинством курили папиросы в соседнем
парке наши пацаны. Натырив мелочь у отца в карманах, не испытав ничуть душевных
мук, в компании таких же хулиганов я "резался" в "трясучку"
или "цук"*. Давя в себе по капле человека, перeмножал я годы на
нули, Но выбила меня библиотека из жуткой, нo привычной колеи. В СССР
менялись пятилетки, мотала новый срок
моя страна, А я, дурея от Никольской Светки, читал ночами
"Яму" Куприна... Над Бродским шёл процесс тупой и скотский. Печатались
статьи "на злобу дня". Но
захрипел в динамиках Высоцкий и наизнанку вывернул меня... Терзал я струны
плохонькой гитары и голос, подражая, надрывал Про Магадан, про корабли, про
нары и "про того, который не стрелял". И папин фронтовой товарищ
Паша, помеченный осколком на войне Просил меня: Ну сбацай, Ося,
"нашу"!
"...По чьей вине, по чьей
вине... по чьей вине?.."
*игры на на деньги
| 
