Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»
Номинация «Неоставленная страна»
Даниилу Андрееву
Это была не страна, но целая часть света,
и от предчувствия событий, соразмерных
её масштабам, могло захватить дух –
и не только человеческий.
Даниил Андреев. «Роза Мира»
…не смердом, не рабом. Мужчиной, а не дамой.
В России довелось, хоть в Греции теплей.
Она и Белый храм, и долговая яма,
и шахматный квадрант подземных королей.
А мы, в который раз чистилище покинув,
оставив за спиной ужасный мегалит,
играем в поддавки на тряпках арлекинов,
шутов и поваров хозяина Земли.
Как страшно понимать доподлинно, буквально
пророков и святых. Лиловый жуткий свет
хребтом предощущать над этой наковальней,
над русскою землёй, над лучшей из планет.
Страна идей и вер. Страна трудов кромешных.
А всё-таки Бедлам и всё-таки Гулаг.
Молитвенной свечой, берёзовым полешком
сгореть бы нам для той, которая бела.
А всё же не одни. Когорта прорубает
кровавые слои страданий и тоски!
И Santa Rosa там, где искра золотая,
где Роза Мира в срок расправит лепестки…
И та, где он рождён – в снегах своих и гарях,
испытанная злом, окутанная мглой,
бессмертных сыновей бессонным взглядом дарит,
поэтов и бойцов за гранью голубой.
Баллада об имени
Солдатам и офицерам Плесецка
Ты можешь словом заклясть огонь?
Хотя – не об этом речь…
Однажды прислали на полигон
летучую Рыбу-меч.
Солдатик-техник, из тех ребят,
ревнующих к небесам –
он имя подруги, её любя,
на корпусе написал.
И вот, дохнув огнём горячо,
светя миллиардом свеч,
ушла в поднебесье крутой свечой
летучая Рыба-меч.
И снова секции головной
нацелили остриё,
и слово «Таня» белело вновь
на корпусе у неё.
И кто-то пришлый, из важных лиц,
настойчивый в мелочах,
на старт явился с проверкой-блиц –
заслушать и замечать.
Он был педант, и он приказал
следить неуклонно впредь,
чтоб так не баловалась «кирза».
А имя велел стереть…
При слове «Пуск» ухмыльнулся рок
одним из кошмарных рыл:
он вырвал ракете её нутро –
и кратер жерло раскрыл.
Шатнуло громом лесную глушь,
плеснула заря за край,
и много мужских небезгрешных душ
отправилось прямо в рай…
Был новый запуск. Потом другой…
И милостив был Господь,
и был послушен теперь огонь,
спаливший живую плоть.
Но каждый борт непреложно нёс
способное уберечь
простое имя, что так всерьёз
присвоила Рыба-меч.
Лалангамена*
Путей не выбирая, довольствоваться краем,
прохваченным хронической хворобою,
признать его заслугой гибрид ружья и плуга –
и вот – уйти в нездешнее, особое…
Не верилось? ещё бы! В реликтовых чащобах
тропинок каменистых червоточины,
здесь мир не знает злобы, и кварцем высшей пробы
оскаленные русла оторочены.
Забудь про «либо – либо». Союз ствола и глыбы,
паденье рек сквозь млечные туманности,
замшелые ланиты огромных мегалитов,
уснувших на полянах древней данностью.
Здесь хаос – и порядок, а воздух свеж и сладок.
Бурунное белёсое кипение
в теснинах и излуках. Но прочно держат буки
крутые склоны пальцами-кореньями.
Мерцая мельхиором, недремлющим дозором
стоят, переливаются узорами,
и светлым хризолитом короны их политы,
и весело сияют на лазоревом.
Холмиста и туманна моя Орлионтана,
хребтами молчаливыми очерчена.
Ложбины пахнут снегом, а на пригорке пегом
цветы смелы и стебли гуттаперчевы.
А к ночи над отрогом, над облачным чертогом
родится по чьему-то наущению
кусочек золотого, ¬ приветливое слово
прощания, а, может быть, прощения...
Останься неизменна, моя Лалангамена,
покинутое милое отечество,
где небо держит ветка, где рысь тебе соседка,
и вечный лес живее человечества.
____________________________
*) Планета «Родной дом» (Г. Диксон) |