Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»
Номинация «Неоставленная страна»
«Пролог»
(из цикла «Натали в барской усадьбе на фоне пейзан»)
Поля желтоглазы. Послушен игреневый конь,
а рядом гарцует румяный молоденький грум.
За взгляд, за такой оттаскать бы его за чупрун.
Он мальчик красивый и «пользует» о-де-колонь.
Ах, лучше б сбежать с сорванцом на большой сеновал,
а после купаться в пруду и ловить карасей.
И пусть кучер Прошка к утру смастерит карусель.
Мы завтра устроим в усадьбе торжественный бал.
Конь ржет, грум целуется, речка куда-то бежит.
И взглядом хмельным провожает нас добрый мужик.
Как челядь встречает! Дворовые девки поют.
Толстуха-кухарка готовит стерляжью уху.
А кучер её, очевидно, склоняет к греху,
а папинька пьет на террасе с полковником брют.
Еще до обеда попросят себе коньяку
и будут хлестать - до приезда сановных гостей,
да в карты играть, не всегда различая мастей.
И сколько таких вечеров – да на ихнем веку...
Лакеи в ливреях, Шампань, как на всяком балу.
Княгиня Ланская опять потеряла чулки.
А Прошка с кухаркой в чулане все ж стали близки...
И что эти сестры хотели куда-то в Москву?
* * *
«А Родина томилась от любви»
А Родина томилась от любви
к непаханым полям, вонючим речкам,
и даже к этим подлым человечкам,
которые томились (с’est la vie)
от жадности - к не нажитым деньгам,
от сладострастья - к осетрине с хреном,
от трусости – к никчемным сюзеренам,
от низости - к растоптанным богам.
А Родина лежала и ждала,
когда мужик в суконном казакине
обнимет крепко и подол откинет
(она ж еще румяна и бела)
и обрюхатит, скинув сарафан…
пусть уродится новый Менделеев,
и даже пара правильных евреев,
как Исаак Эльяшич Левитан,
который, ощущая за страну
всю гордость до тринадцатого года,
натянет холст и кисточкой всего-то
нам снова нарисует тишину.
* * *
«Фрисландия. 1568 год»
Нам говорят – мы не враги испанцам,
опять католики и, вроде бы, должны
смиренно преклонять свои колени
перед Филиппом. Этот властный Габсбург
с надменной оттопыренной губой
еще покажет всем «еретикам»
всю силу католического мщенья.
Я слышал, он большой ценитель Босха.
Наверно, хочет лучше разглядеть
рельефы местности своей грядущей ссылки.
Наш «сюзерен» безумно любопытен -
нам запретил зашторивать все окна.
Бедняге всюду видится измена.
Теперь его солдаты наблюдают,
как мы обедаем, сморкаемся, пьем ром,
поглаживаем ляжки наших женщин
и впрок плодим фрисландских кальвинят.
Что ж до измен - что одному нож в спину,
другому будет исполненьем долга…
Нас скоро призовет Вильгельм Оранский,
чтоб отомстить за пролитую кровь,
пролив чужую и добившись права
общаться с Богом без посредников-попов,
которых присылают нам из Рима.
Что делать, если даже христиане
не научились обходиться без убийств.
Ну, ладно бы - в колониях туземцев
жечь на кострах, так это ж для смягченья
их местных нравов. Но когда своих
по вере братьев перестанем мучить…
| 
