Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»

Номинация «Неоставленная страна»

РАНЕТКИ

как ребёнок стесняется,

опуская голову и глаза

и пытаясь, кажется,

вжать подбородок в грудную клетку

и глядя не то чтобы себе на грудь

и даже не в грудь,

а куда-то за –

где на «мамочка, ну пожалуйста,

можно хотя бы одну ранетку!»

(да, он знает, что она грязная,

прямо с дерева)

говорят «зачем

ты спрашиваешь, бери, конечно,

и не одну, сколько хочешь» –

так и ты пытаешься спрятать

свою надежду,

не выдавая ничем,

но она, распирая грудную клетку,

рвётся наружу, клокочет:

ну, поедем, поедем куда-нибудь,

ну хотя бы просто на юг,

там тепло, там чайки,

там солнце иначе светит,

ты пойми, если мы останемся,

нам же всем,

понимаешь – всем – каюк,

не только старикам,

которыми ты прикрываешься,

но и детям.

но ты молчишь, потому что никакого

юга там нет,

есть только это –

ты с нами или дезертир (или

обыкновенный ребёнок, который

любит ранетки

и не знает, что от немытого

случаются дизентерии).

НЕСОН

то – страшный сон, а на яву-то

смотри живи во все глаза:

ещё не втоптанное утро,

ещё не кровь, ещё роса;

ещё не вспоротое поле

и как живое без прикрас,

(и, видит бог, ты против воли

отдал в то утро тот приказ);

ещё не стреляные танки,

не человеческий газон,

ещё солдаты, не останки,

ещё не вечер и не сон;

ещё не кружатся вороны,

(и, видит бог, ты не хотел

пустить в то утро ту колонну

по той траве ещё без тел);

ещё за вздохом длинный выдох,

и где-то в лёгких горячо,

ещё так чётко виден выход,

по обе стороны причём;

ещё не сон, ещё немножко –

и все признают: это явь

и с ними Бог, а не ерошка,

и ты прикажешь не стрелять.

…………………………

Уже не кровь – тела зарыты.

Уже не жжёт на выдох-вдох.

Уже не сон – глаза закрыты

и видит Бог.

НЕРАЙСКИЙ КРАЙ

Здесь мини-ад. Здесь дух профтехучилищ,

а вузов инфернальных не сыскать,

здесь филиалы с функцией чистилищ

перед захватом райской МСК,

где зажигают звёзды без бензина

и расставляют в адски длинный ряд,

где сладко пахнет жжённой нерезиной,

когда в лесах торфяники горят.

Но пусть ваш основатель длиннорукий

в стороночке завистливо пыхтит –

у нас, кто не догрыз гранит науки,

продаст любым туристам малахит

и змеевик под видом малахита

с факсимиле Бажова самого,

ведь в этом деле сытном мало хитро-

сплетений. Нет их, кроме одного –

здесь всё своё: традиции, истоки,

дороги, зоны, смертность, нищета,

текут технологические стоки

в озёра, коих не пересчитать;

здесь смог и смрад, здесь утром коксом пахнет

(не тем, что вы привыкли нюхать там),

любой из вас, вдохнувши носом, ахнет,

а нам родные пыль и духота;

наш край не переводит шуток глупых,

ведь дым в его коробке черепной,

он вытянет нарочно трубы-губы

и выбросом схаркнёт в очередной.

Всё – ради вас, молящихся на ящик,

где алчность в каждом шоу важный гость,

чтобы столице вашей настоящей

как у Христа за пазухой жилось.

Но всю провинциальность окоёма

окинув взглядом с ракурса травы,

мы не оставим ад микрорайона,

прельстившись раем макромировым.

Пусть градом пробивает наши крыши –

ведь нас он вряд ли насмерть пригвоздит,

и даже, подавая знаки свыше,

пусть падает на нас метеорит –

всё выдержит опорный край. Едва ли –

надгробье гор покажет свой оскал.

Для ближних крайний рай не дальше дали.

Такие, брат, дела. Такой Урал.