Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»

Номинация «Неоставленная страна»

Увезу себя в Печоры

Утолю свои печали,

увезу себя в Печоры.

Там встречали, там прощали

псов внимательные взоры.

Там горело бирюзою,

ворковало голубино,

Матерь Божия ладонью

страх от сердца отводила.

Там себе я дорогая,

утолив свои печали.

Ты, земля моя псковскАя,

за холмами, за плечами.

Креозот

                                        И снова, паровозными свистками

                                        Разорванный, скрипичный воздух слит.

                                        О. Мандельштам. Музыка на вокзале

    …пятьдесят не срок, эй, попутчица...

                                        Из песни Д. Василевского «Одинокий мужичок за пятьдесят»

Электровоза сильное существо

жжётся калёным железом про естество,

про «несгораемый ящик разлук моих, встреч». Да что там! –

вмешиваясь в порядок и сопряженья слов,

путеводитель вечера поезда огоньков

водит смычком по сердцу – запахом креозота.

Август лежит плацкартой. Ночной перрон

не описать пером, да не вырубить топором

книжные голоса из школы – железнодрожно

«Анна, Анна», – зовёт меня креозот, – да не та, не я,

бабочек-жизнерадостниц чешуя

оберегает душу нетолстокожно.

В дурочку ли сразиться? Ложись-ложись,

я не хочу разговоров про жизнь-за жизнь,

я посмотрюсь в ночное небо Аустерлица,

в переизданиях школьных снов лягу на рельсы строк.

Песенкин мужичок, эй, пятьдесят – не срок! –

перелистай со мной креозотом пахнущие страницы.

Ах, креозотов дух, креозотов зов,

ты разрумянил в жизнь лепестки стихов,

звук тебе в руки, жги, меня не жалея,

воздуху чернозёмному по груди

зелен смычок пырея води, веди

в тёмные бунинские аллеи

В грецкий орех загляжусь ли… Одесса

...в грецкий орех загляжусь ли,

как в честную сферу хрустального шара,

в тысячелетие прошлое утром пройдусь

по хрустящим орехам дремучего сада

на даче Большого Фонтана.

Кошкам приморским налью молока,

а беременной даже добавлю, — плодитесь, одесские киски!

День проживу, улыбаясь беспечно, замечу вот только ошибку —

смотрит на Дюка с фасада Котовский, а надо бы — Бабель.

...Да возвратимся ж в Аркадию, к морю телами поближе,

хоть солнце сегодня, как я — северянка!

Нету купальщиков, лишь рыбаки над бычками ликуют над малыми,

это о них возвещала нам в детстве мадам Стороженко с Привоза,

где говорят и поныне (поныне?) «Ваша картошка, мадам,

в честь нашей встречи слегка подешевле, чем прочим»,

что означает «не падают листья ещё, дорогая мадам, и довольно беситься!»

Мы покупаем на завтра в катаевский рай Каролино-Бугаза

(этот набор бессарабский помещик одобрит!)

брынзу, горилку, чеснок, помидоры и сало.

...На Дерибасовской ночью над гирей в кругу беззаботных  прохожих

в бодрой надежде резвятся рекламщики  пилок-полотен,

к месту вовсю изрекая бессмертное «Шура, пилите!

... А завтра настало уже, и в хрустальном орехе,

в грецких его завитках, мы несёмся с таксистом болтливым

мимо пасущейся мирно у стен неприступных Вечной Козы Аккермана

в сторону детской запечной мечты (заронил Паустовский) — лимана.

Юной скумбрИйки у ног не забуду прогулку-щекотку!

К морю! За мною по пляжу чайки плетутся-галдят попрошайки —

птичий базар, неожиданный в этих почти архетипах.

Глядя на них, возражаю Островскому: «Люди летают!»

… В шаре ореха кораблик на рейде не тает…

Глупые пИнгвины, мне не до вас,  приближается время отлета,

вам же счастливо с Одессой моей оставаться,

до тысяча девятьсот девяностого года!

*Якутск, 2009