Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»

Номинация «Неоставленная страна»

Лето

                                                   А. Г.

Дежурила в тени фаланга рюмок.

И горний мир просвечивал слегка

Сквозь тронутые чёрным шевелюры

Уже немолодого ивняка.

Стреляли мелочь, сбившись у пекарни,

Как будто прорастая от окна,

Широкие раскидистые парни.

(А если просторечно, то - шпана.)

И от себя само скучало слово

Газеты, напечатанной затем,

Чтоб вскормленный бездействием обломов

Заснул на продырявленной тахте.

Гудели провода под небом гжельным.

Тогда все обращалось так с тобой,

Как если бы готовило к сражению,

Но день за днем откладывало бой.

Травой тянуло с запада сожженной.

Ах, кто бы знал, как выжжет наповал...

Кислил николивановский крыжовник.

А рядом человечек созревал.

* * *

Что ты хочешь услышать? Что тихо, смешно, муравейно

тянем лямку, волынку, живем, я со всеми живу,

но во мне не осталось ни нежности, ни вдохновенья,

только горечь, которая держит еще на плаву.

Что тебе до собрания бед да усмешек печальных?

У тебя вызревает своя золотистая грусть.

Шторм случится для всех, кто имел неприятность отчалить,

груз случится тяжелым у всех, кто не до смерти пуст.

Шевеление тканей в грозу на телах бледно-зыбких,

козырьковый наклон и вода на пруду холодней,

за решеткой дождя, как фрагмент обреченной улыбки,

стынет радуга и тяжелеют деревья под ней.

Все дворовые псы носят летом короткие клички

и подлиповый запах сгустившихся желтых духов.

А о личном – не спрашивай лучше пока что о личном,

мы вплетем это в шутки, рассказы и тексты стихов.

Вот сижу черти где. Комаров развелось, что знакомых,

налетают толпой даже в час, когда день непочат.

На углу продают пирожки, виноград и лимоны,

но лимоны, как взгляды, здесь присно и ныне горчат.

Экономим копейки, но больше на нас экономят,

ты во всей своей сложности - кубик - такой вот бульон,

или палочка в провинциальной газете, где номер

на две трети рекламой такси и котят заселен.

Можно влево пойти, но здесь жизни не купишь в аптеке,

если прямо по городу – в пробке застрянешь с конем,

а направо – откинешься в местной дрянной дискотеке,

чтоб воскреснуть в оправе трактира, прикрытого днем.

Но бывает, что выхватит в полночи лунный прожектор

то маяк сигареты, то трав неприметную зыбь,

и ты думаешь – есть ли хоть что-то свежей и сюжетней,

чем поход черных туч над землею во время грозы.

Эта мука, цветение, сон, и тоска, и усталость.

Все как будто от вечности отнятый маленький блеф.

Я, однако, тащу все, что мне не по росту досталось,

да и чем тут еще заниматься, скажи, на земле?

* * *

В электричке дубак. Проехали церковь. Монашка крестится.

Спорят двое рабочих, прямо слюною брызжут.

Холодрыга знатная. Без зимних сапог мне крышка.

Мама купила новые, но говорит: в холода не носи – потрескаются.

Дядя Миша звонил, у него договор горящий.

Продавать квартиру пора, но там живет баба Саша.

Бабка славная, хоть и не ходит, играет в картишки, шашки.

Дядя Миша считает, что пора бы сыграть и в ящик.

Гопота в конце вагона смеется и тунеядствует.

Подрались маленько. Тот что бил, оказалось, как дождь, красивый.

К ним пристала какая-то тетка с серьезной псиной,

попросила заткнуться, а они обиделись, говорят, что даже не матерятся.